Солнце сегодня отбросило длинную тень.
Я отложила слово на самый последний день.
Солнечный лучик прижался к высокой ели.
Милые люди, вы всё-таки обалдели.
Это не город, это глубокий лес.
Ели корнями упёрлись под свод небес.
Корни свились, обмотались вокруг трущобы.
Свету и тьме не проникнуть туда. Ещё бы!
Был бурелом, был лес, а в лесу нора. В ней проходил между зайцами акт добра. И в результате были в норе зачаты милые мягкие тёпленькие зайчата.
Четверо зайчиков маленьких, полных сил. Первый - ушаст, темноглаз, говорлив и мил. Зайчик второй - весёлый и энергичный, третий игривым был и шутил отлично.
Младший был пасмурно-бел как весенний снег, глазки его - цвета синих и чистых рек, шёрстка приятней и мягче пушистой ваты... Ушки вот только, вроде бы, маловаты.
Спинка его темна как густой мазут, зубки его от рождения всё грызут, а коготки привыкли за всё цепляться... Впрочем, зачем говорить так много об этом зайце?
Горе в норе удушливо, словно дым - первый зайчонок умер ещё слепым. Кровь вытекала из зайца легко и быстро. Вскрытие показало сердечный приступ.
И за вторым плохо смотрит зайчиха-мать. Больше не будет он братиков обнимать. Нашли малыша разорванным на кусочки. Может быть, крысы вдруг завелись в лесочке?
Мать с похорон возвращалась, глядит: скандал! Младшенький третьего братика доедал! Хрумкает, жмурится, будто поел моркови, белая шёрстка покрыта свежайшей кровью.
Когда коготки вонзились в её пальто, до мамы зайчат дошло: родила не то. Поздно, и больше нет той зайчихи с нами - белый малыш её горло прогрыз клыками.
А в лесу жил да был серый волк. Он зайчат убивать не мог. Он чудовищный, он зубастый, но питался соевым мясом. Разевал он страшную пасть, чтобы фруктов туда покласть. Иногда потреблял капусту. Волку было не очень вкусно. И скулил серый волк, и грустил, но он это не прекратил. В огороды он часто бегал. Что же делать - ведь волк был веган!
И однажды, как только взошла луна, волк за это от стаи огрёб сполна. Кабы не ловкость да длинные ноги - не бежать бы ему по лесной дороге.
В волчьей стае бытует такой закон: кто других не ест - будет прогнан вон. Волк-изгнанник бежал по тропе вприпрыжку... А навстречу беленький шёл зайчишка.
Они сошлись в тумане, будто в густом дыму. И волк не сразу осознал, что тут было к чему. Ему казалось странным, что милый заяц тихонько ему горло перегрызает. Волк отозвался, был страшен его оскал. Он неумело зайца за ухо оттаскал. А зайчик, ощетинившись, клацнув пастью, сцепился не на жизнь, а, конечно, насмерть.
И это уже не ненависть, а почти любовь. Волчья кровь брызжет у зайца из-под зубов. Волк неумело зайчишку гоняет лапой. Кажется, даже спинку ему царапнул.
Кабы не помешала им трескотня ворон - не избежать бы волчаре серому похорон. Но «Never more» - обрушивались скрижали; в разные стороны заяц и волк сбежали.
И что же теперь? А ничего теперь.
В лесу, конечно, выживет мирный зверь,
если учесть, что нечасто первична сила.
Стайка других зайчат волка серого воскресила.
И он прижился, зайцам он стал как брат.
Он был, конечно же, этому очень рад.
С этой поры и, похоже, весьма надолго,
радостно прыгала стая зайчат и волка.
Зайчик-убийца тем временем не дремал -
он проводил в ночи колдовской ритуал.
Зомби восстали - то были убитые братья.
Стал он с тех пор командовать этой ратью.
Жили они, охотились на зверей...
Как же мне сделать эту орду добрей?
Как запретить убивать, пока ночи спокойны и тихи?
Эту легенду поведал вам призрак убитой зайчихи.
Город не город, дома не дома, лес не лес,
Кто-то опять в дремучие дебри залез.
Уж не мечусь среди вас в сотворении рая,
Разве что глазки ушками закрываю.
Я отложила слово на самый последний день.
Солнечный лучик прижался к высокой ели.
Милые люди, вы всё-таки обалдели.
Это не город, это глубокий лес.
Ели корнями упёрлись под свод небес.
Корни свились, обмотались вокруг трущобы.
Свету и тьме не проникнуть туда. Ещё бы!
Был бурелом, был лес, а в лесу нора. В ней проходил между зайцами акт добра. И в результате были в норе зачаты милые мягкие тёпленькие зайчата.
Четверо зайчиков маленьких, полных сил. Первый - ушаст, темноглаз, говорлив и мил. Зайчик второй - весёлый и энергичный, третий игривым был и шутил отлично.
Младший был пасмурно-бел как весенний снег, глазки его - цвета синих и чистых рек, шёрстка приятней и мягче пушистой ваты... Ушки вот только, вроде бы, маловаты.
Спинка его темна как густой мазут, зубки его от рождения всё грызут, а коготки привыкли за всё цепляться... Впрочем, зачем говорить так много об этом зайце?
Горе в норе удушливо, словно дым - первый зайчонок умер ещё слепым. Кровь вытекала из зайца легко и быстро. Вскрытие показало сердечный приступ.
И за вторым плохо смотрит зайчиха-мать. Больше не будет он братиков обнимать. Нашли малыша разорванным на кусочки. Может быть, крысы вдруг завелись в лесочке?
Мать с похорон возвращалась, глядит: скандал! Младшенький третьего братика доедал! Хрумкает, жмурится, будто поел моркови, белая шёрстка покрыта свежайшей кровью.
Когда коготки вонзились в её пальто, до мамы зайчат дошло: родила не то. Поздно, и больше нет той зайчихи с нами - белый малыш её горло прогрыз клыками.
А в лесу жил да был серый волк. Он зайчат убивать не мог. Он чудовищный, он зубастый, но питался соевым мясом. Разевал он страшную пасть, чтобы фруктов туда покласть. Иногда потреблял капусту. Волку было не очень вкусно. И скулил серый волк, и грустил, но он это не прекратил. В огороды он часто бегал. Что же делать - ведь волк был веган!
И однажды, как только взошла луна, волк за это от стаи огрёб сполна. Кабы не ловкость да длинные ноги - не бежать бы ему по лесной дороге.
В волчьей стае бытует такой закон: кто других не ест - будет прогнан вон. Волк-изгнанник бежал по тропе вприпрыжку... А навстречу беленький шёл зайчишка.
Они сошлись в тумане, будто в густом дыму. И волк не сразу осознал, что тут было к чему. Ему казалось странным, что милый заяц тихонько ему горло перегрызает. Волк отозвался, был страшен его оскал. Он неумело зайца за ухо оттаскал. А зайчик, ощетинившись, клацнув пастью, сцепился не на жизнь, а, конечно, насмерть.
И это уже не ненависть, а почти любовь. Волчья кровь брызжет у зайца из-под зубов. Волк неумело зайчишку гоняет лапой. Кажется, даже спинку ему царапнул.
Кабы не помешала им трескотня ворон - не избежать бы волчаре серому похорон. Но «Never more» - обрушивались скрижали; в разные стороны заяц и волк сбежали.
И что же теперь? А ничего теперь.
В лесу, конечно, выживет мирный зверь,
если учесть, что нечасто первична сила.
Стайка других зайчат волка серого воскресила.
И он прижился, зайцам он стал как брат.
Он был, конечно же, этому очень рад.
С этой поры и, похоже, весьма надолго,
радостно прыгала стая зайчат и волка.
Зайчик-убийца тем временем не дремал -
он проводил в ночи колдовской ритуал.
Зомби восстали - то были убитые братья.
Стал он с тех пор командовать этой ратью.
Жили они, охотились на зверей...
Как же мне сделать эту орду добрей?
Как запретить убивать, пока ночи спокойны и тихи?
Эту легенду поведал вам призрак убитой зайчихи.
Город не город, дома не дома, лес не лес,
Кто-то опять в дремучие дебри залез.
Уж не мечусь среди вас в сотворении рая,
Разве что глазки ушками закрываю.
01.09.2011
